Сегодня поздравила свою любимую Габенушку с днем рождения. Все утро сидела лепила ТАРДИС. Если честно, то любой дизайнер меня бы убил за эту красоту, но я правда старалась))
И перед тем как началась пара, я торжественно осталась с Настей наедине *смеется* и со словами: "Ну, Настя... Я не Доктор, и ключи от ТАРДИС вряд ли могу тебе дать, но..." вручила ей свой скромный презент))
И да *смеется* если верить Морану, я открыла секрет Габенов)))))
Но она такая милая, когда радуется. Надо радовать ее почаще.

Подарок

***
Да-да-да, и мы таки ходили с Наташей на Фауста. По дороге съели одну шоколадку на двоих, дружно посмеялись над политологом, посетовали на тяжелую судьбу студента и, пожалуй, отлично провели время. Она такая прелесть, если бы была кошкой, то наверняка бы постоянно царапалась, фыркалась и не давалась в руки))
Я: *перепрыгивая лужу и оборачиваясь к Наташе, чтобы дать ей руку* Держись за меня.
Наташа: Нет, я сама.
Я: *с усмешкой* какая большая девочка.
Наташа: а то. Я же феминистка.
Я: Ух ты... *проницательный взгляд* Значит, и платить за тебя не надо?
Наташа: ... (пауза была просто МХАТовская)
Я: да, после этого я сразу поняла, что ты феминистка.

***
Смотрим фильм, для понимания довольно сложный, между прочим.
Я: *услышала "du hast recht"* Наташа, Наташа *изображая радость* ух ты, я целую фразу поняла!
Наташа: *покосилась с недоумением* из всего фильма? Ну я тебя поздравляю... *укоризненно* Я все МарьИванне скажу (наша немка)
Я: *обиженно* и это после того, как я кормила тебя шоколадкой?
Наташа: *оценивающе* а ты умеешь убеждать...

***
Вообще, мне очень понравилось. Фильм был просто шикарен, но об этом чуть позже. Представляли его уже известная мне Галина, которая сразу меня узнала, и немец, имя которого я, увы, не помню. И если фильм дался мне сложно, то все, что говорил нам немец, я понимала))) Это так здоооорово *_* Я еще хочу *_*
В зале было человек 25, и в основном школьники, которые активно шушукались на протяжении всего сеанса, и мне стоило больших усилий удержать Наташу от комментариев *смеется* Она порывалась сказать "пару ласковых".
Зато мы изрядно повеселились над парой реплик, который были из серии "ну здравствуй, Кэп".
Например:
На экране Фауст говорит Грете: Aufwidersehn, голос сзади: "Они прощаются!"
Или:
Грета и Фауст. Грета: "Du glaubst an Got?" Неизменный суфлер: "Ты веришь в бога?"
Под конец пришлось пару раз вмешаться и даже поправить горе-переводчиков *смеется* Но все равно мне понравилось))
Через неделю будет обсуждение *_* Даже не знаю, пропустит ли Наташа пару еще раз *задумчиво*

@темы: впечатления, ~a friend of mine~, ~песенка про тыковок~, что наша жизнь?.., ~the way I feel~, ~ живое

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ну и конечно я не могла удержаться от цитат Алисы *смеется* Сегодня у меня английский вечер с хорошей английской музыкой и хорошими английскими книгами.
Приятная мелочь жизни, правда? По сути *задумчиво* жизнь и счастье и состоят как раз из таких мелочей *пожимает плечами* Главное их просто увидеть. Почувствовать. Не пропустить.
Бабушка сказала мне как-то недавно, что неисправима только смерть. А все остальное можно поправить.
И потому - сегодня пусть и немного пустой, но все-таки счастливый вечер)) Потому что счастье нужно еще суметь разглядеть *важно* А мой мир, ка к я уже говорила, все чудесатее и чудесатее)) Потому что в нем есть люди, которые для меня очень важны. И они это знают.


***
Read the directions and directly you will be directed in the right direction (с)
***
If I had a world of my own, everything would be nonsense. Nothing would be what it is because everything would be what it isn't. And contrary-wise; what it is it wouldn't be, and what it wouldn't be, it would. You see? (с)
***
Alice: Oh, no, no. I was just wondering if you could help me find my way.
Cheshire Cat: Well that depends on where you want to get to.
Alice: Oh, it really doesn't matter, as long as...
Cheshire Cat: Then it really doesn't matter which way you go. (с)
***
Queen of Hearts: I warn you dear child, if I lose my temper, you lose your head. Understand? (с)
***
"But I don't want to go among mad people," Alice remarked.
"Oh, you can't help that," said the Cat: "we're all mad here. I'm mad. You're mad."
"How do you know I'm mad?" said Alice.
"You must be," said the Cat, "or you wouldn't have come here." (с)
__________________
P.S. It's warm today inside. Just a bit empty. But anyway warm.
P.P.S. Thank you.

@темы: ~a friend of mine~, ~the bestest~, что наша жизнь?.., ~the way I feel~, ~ дикое сердце ©, ~ живое

---

Ммм, потрясающе, это просто потрясающе *растерянно блуждает по комнате с отсутствующим взглядом* Абсолютно обалденный рассказ. Первая приличная вещь, которую я прочла в курсе нашего аналитического чтения.


Miriam
Miriam by Truman Capote

For several years, Mrs. H. T. Miller had lived alone in a pleasant apartment (two rooms with kitchenette) in a remodeled brownstone near the East River. She was a widow: Mr. H. T. Miller had left a reasonable amount of insurance. Her interests were narrow, she had no friends to speak of, and she rarely journeyed farther than the corner grocery. The other people in the house never seemed to notice her: her clothes were matter-of-fact, her hair iron-gray, clipped and casually waved; she did not use cosmetics, her features were plain and inconspicuous, and on her last birthday she was sixty-one. Her activities were seldom spontaneous: she kept the two rooms immaculate, smoked an occasional cigarette, prepared her own meals, and tended a canary.

Then she met Miriam. It was snowing that night. Mrs. Miller had finished drying the supper dishes and was thumbing through an afternoon paper when she saw an advertisement of a picture playing at a neighborhood theater. The title sounded good, so she struggled into her beaver coat, laced her galoshes, and left the apartment, leaving one light burning in the foyer: she found nothing more disturbing than a sensation of darkness.

The snow was fine, falling gently, not yet making an impression on the pavement. The wind from the river cut only at street crossings. Mrs. Miller hurried, her head bowed, oblivious as a mole burrowing a blind path. She stopped at a drugstore and bought a package of peppermints.

A long line stretched in front of the box office; she took her place at the end. There would be (a tired voice groaned) a short wait for all seats. Mrs. Miller rummaged in her leather handbag till she collected exactly the correct change for admission. The line seemed to be taking its own time and, looking around for some distraction, she suddenly became conscious of a little girl standing under the edge of the marquee.

Her hair was the longest and strangest Mrs. Miller had ever seen: absolutely silver-white, like an albino’s. It flowed waist-length in smooth, loose lines. She was thin and fragilely constructed. There was a simple, special elegance in the way she stood with her thumbs in the pockets of a tailored plum-velvet coat.

Mrs. Miller felt oddly excited, and when the little girl glanced toward her, she smiled warmly. The little girl walked over and said, “Would you care to do me a favor?”

“I’d be glad to, if I can,” said Mrs. Miller.

“Oh, it’s quite easy. I merely want you to buy a ticket for me; they won’t let me in otherwise. Here, I have the money. And gracefully she handed Mrs. Miller two dimes and a nickel.

They went over to the theater together. An usherette directed them to a lounge; in twenty minutes the picture would be over.

“I feel just like a genuine criminal,” said Mrs. Miller gaily, as she sat down. “I mean that sort of thing’s against the law, isn’t it? I do hope I haven’t done the wrong thing. Your mother knows where you are, dear? I mean she does, doesn’t she?”

The little girl said nothing. She unbuttoned her coat and folded it across her lap. Her dress underneath was prim and dark blue. A gold chain dangled about her neck, and her fingers, sensitive and musical-looking, toyed with it. Examining her more attentively, Mrs. Miller decided the truly distinctive feature was not her hair, but her eyes; they were hazel, steady, lacking any childlike quality whatsoever and, because of their site, seemed to consume her small face.

Mrs. Miller offered a peppermint. “What’s your name, dear?”

“Miriam,” she said, as though, in some curious way, it were information already familiar.

“Why, isn’t that funny—my name’s Miriam, too. And it’s not a terribly common name either. Now, don’t tell me your last name’s Miller!”

“Just Miriam.”

“But isn’t that funny?’

“Moderately,” said Miriam, and rolled the peppermint on her tongue.

Mrs. Miller flushed and shifted uncomfortably. “You have such a large vocabulary for such a little girl.”

“Do l?’

“Well, yes,” said Mrs. Miller, hastily changing the topic to:

“Do you like the movies?”

“I really wouldn’t know,” said Miriam. “I’ve never been before.”

Women began filling the lounge; the rumble of the newsreel bombs exploded in the distance. Mrs. Miller rose, tucking her purse under her arm. “I guess I’d better be running now if I want to get a seat,” she said. “It was nice to have met.” Miriam nodded ever so slightly.

It snowed all week. Wheels and footsteps moved soundlessly on the street, as if the business of living continued secretly behind a pale but impenetrable curtain. In the falling quiet there was no sky or earth, only snow lifting in the wind, frosting the window glass, chilling the rooms, deadening and hushing the city. At all hours it was necessary to keep a lamp lighted, and Mrs. Miller lost track of the days: Friday was no different from Saturday, and on Sunday she went to the grocery: closed, of course.

That evening she scrambled eggs and fixed a bowl of tomato soup. Then, after putting on a flannel robe and cold creaming her face, she propped herself up in bed with a hot water bottle under her feet. She was reading the Times when the doorbell rang. At first she thought it must be a mistake and whoever it was would go away. But it rang and rang and settled to a persistent buzz. She looked at the clock: a little after eleven; it did not seem possible, she was always asleep by ten.

Climbing out of bed, she trotted barefoot across the living room. “I’m coming, please be patient.” The latch was caught; she turned it this way and that way and the bell never pawed an instant. ‘Stop it,” she cried. The bolt gave way and she opened the door an inch. “What in heaven’s name?”

“Hello,” said Miriam.

“Oh … why, hello,” said Mrs. Miller, stepping hesitantly into the hall. “You’re that little girl.”

“I thought you’d never answer, but I kept my finger on the button; I knew you were home. Aren’t you glad to see me?”

Mrs. Miller did not know what to say. Miriam, she saw, wore the same plum-velvet coat and now she had also a beret to match; her white hair was braided in two shining plaits and looped at the ends with enormous white ribbons.

“Since I’ve waited so long, you could at least let me in,” she said.

“It’s awfully late

Miriam regarded her blankly. “What difference does that make? Let me in. It’s cold out here and I have on a silk dress.” Then, with a gentle gesture, she urged Mrs. Miller aside and passed into the apartment.

She dropped her coat and beret on a chair. She was indeed wearing a silk dress. White silk. White silk in February. The skirt was beautifully pleated and the sleeves long; it made a faint rustle as she strolled about the room. “I like your place,” she said. “I like the rug, blue’s my favorite color.” She touched a paper rose in a vase on the coffee table. “Imitation,” she commented wanly. “How sad. Aren’t imitations sad?” She seated herself on the sofa, daintily spreading her skirt.

“What do you want?” asked Mrs. Miller.

“Sit down,” said Miriam. “It makes me nervous to see people stand.”

Mrs. Miller sank to a hassock. “What do you want?” she repeated.

“You know, I don’t think you’re glad I came.”

For a second time Mrs. Miller was without an answer; her hand motioned vaguely. Miriam giggled and pressed back on a mound of chintz pillows. Mrs. Miller observed that the girl was less pale than she remembered; her cheeks were flushed.

“How did you know where I lived?”

Miriam frowned. “That’s no question at all. What’s your name? What’s mine?”

“But I’m not listed in the phone book.”

“Oh, let’s talk about something else.”

Mrs. Miller said, “Your mother must be insane to let a child like you wander around at all hours of the night—and in such ridiculous clothes. She must be out of her mind.”

Miriam got up and moved to a corner where a covered bird cage hung from a ceiling chain. She peeked beneath the cover,

“It’s a canary,” she said. “Would you mind if I woke him? I’d like to hear him sing.”

Leave Tommy alone,” said Mrs. Miller, anxiously. “Don’t you dare wake him.”

“Certainly,” said Miriam. “But I don’t see why I can’t hear him sing.” And then, “Have you anything to eat? I’m starving! Even milk and a jam sandwich would be fine.”

“Look,” said Mrs. Miller, arising from the hassock, “look – if I make some nice sandwiches will you be a good child and run along home? It’s past midnight, I’m sure.”

“It’s snowing,” reproached Miriam. “And cold and dark.”

“Well, you shouldn’t have come here to begin with,” said Mrs. Miller, struggling to control her voice. “I can’t help the weather, If you want anything to eat you’ll have to promise to leave.”

Miriam brushed a braid against her cheek. Her eyes were thoughtful, as if weighing the proposition. She turned toward the bird cage. “Very well,” she said, “I promise.”

How old is she? Ten? Eleven? Mrs. Miller, in the kitchen, unsealed a jar of strawberry preserves and cut four slices of bread. She poured a glass of milk and paused to light a cigarette. And why has she come? Her hand shook as she held the match, fascinated, till it burned her finger. The canary was singing; singing as he did in the morning and at no other time. “Miriam,” she called, ‘Miriam, I told you not to disturb Tommy.” There was no answer. She called again; all she heard was the canary. She inhaled the cigarette and discovered she had lighted the cork-tip end and -oh, really, she musn’t lose her temper.

She carried the food in on a tray and set it on the coffee table. She saw first that the bird cage still wore its night cover. And Tommy was singing. It gave her a queer sensation. And no one was in the room. Mrs. Miller went through an alcove leading to her bedroom; at the door she caught her breath.

“What are you doing?” she asked.

Miriam glanced up, and in her eyes there was a look that was not ordinary. She was standing by the bureau, a jewel case opened before her. For a minute she studied Mrs. Miller, forcing their eyes to meet, and she smiled. “There’s nothing good here,” she said. “But I like this.” Her hand held a cameo brooch. “It’s charming.”

“Suppose—perhaps you’d better put it back,” said Mrs. Miller, feeling suddenly the need of some support. She leaned against the door frame; her head was unbearably heavy; a pressure weighted the rhythm of her heartbeat. The light seemed to flutter defectively. “Please, child—a gift from my husband ….”

“But it’s beautiful and I want it,” said Miriam. “Give it to me.”

As she stood, striving to shape a sentence which would somehow save the brooch, it came to Mrs. Miller there was no one to whom she might turn; she was alone; a fact that had not been among her thoughts for a long time. Its sheer emphasis was stunning. But here in her own room in the hushed snow city were evidences she could not ignore or, she knew with startling clarity, resist.

Miriam ate ravenously, and when the sandwiches and milk were gone, her fingers made cobweb movements over the plate, gathering crumbs. The cameo gleamed on her blouse, the blond profile like a trick reflection of its wearer. “That was very nice,” she sighed, “though now an almond cake or a cherry would be ideal. Sweets are lovely, don’t you think?”

Mrs. Miller was perched precariously on the hassock, smoking a cigarette. Her hair net had slipped lopsided, and loose strands straggled down her face. Her eyes were stupidly concentrated on nothing and her cheeks were mottled in red patches, as though a fierce slap had left permanent marks.

“Is there a candy – a cake?”

Mrs. Miller tapped ash on the rug. Her head swayed slightly as she tried to focus her eyes. “You promised to leave if I made the sandwiches,” she said.

“Dear me, did I?”

“It was a promise and I’m tired and I don’t feel well at all.”

“Musn’t fret,” said Miriam. “I’m only teasing.”

She picked up her coat, slung it over her arm, and arranged her beret in front of a mirror. Presently she bent close to Mrs. Miller and whispered, “Kiss me good night.”

“Please – I’d rather not,” said Mrs. Miller.

Miriam lifted a shoulder, arched an eyebrow. “As you like,” she said, and went directly to the coffee table, seized the vase containing the paper roses, carried it to where the hard surface of the floor lay bare, and hurled it downward. Glass sprayed in all directions, and she stamped her foot on the bouquet.

Then slowly she walked to the door, but before closing it she looked back at Mrs. Miller with a slyly innocent curiosity.

Mrs. Miller spent the next day in bed, rising once to feed the canary and drink a cup of tea; she took her temperature and had none, yet her dreams were feverishly agitated; their unbalanced mood lingered even as she lay staring wide-eyed at the ceiling. One dream threaded through the others like an elusively mysterious theme in a complicated symphony, and the scenes it depicted were sharply outlined, as though sketched by a hand of gifted intensity: a small girl, wearing a bridal gown and a wreath of leaves, led a gray procession down a mountain path, and among them there was unusual silence till a woman at the rear asked, “Where is she taking us?” “No one knows,” said an old man marching in front. ‘But isn’t she pretty?” volunteered a third voice. “Isn’t she like a frost flower … so shining and white?”

Tuesday morning she woke up feeling better; harsh slats of sunlight, slanting through Venetian blinds, shed a disrupting light on her unwholesome fancies. She opened the window to discover a thawed, mild-as-spring day; a sweep of clean new clouds crumpled against a vastly blue, out-of-season sky; and across the low line of rooftops she could see the river and smoke curving from tugboat stacks in a warm wind. A great silver truck plowed the snow-banked street, its machine sound humming on the air.

After straightening the apartment, she went to the grocer’s, cashed a check, and continued to Schrafft’s, where she ate breakfast and chatted happily with the waitress. Oh, it was a wonderful day—more like a holiday—and it would be so foolish to go home.

She boarded a Lexington Avenue bus and rode up to Eighty-sixth Street; it was here that she had decided to do a little shopping.

She had no idea what she wanted or needed, but she idled along, intent only upon the passersby, brisk and preoccupied, who gave her a disturbing sense of separateness.

It was while waiting at the corner of Third Avenue that she saw the man: an old man, bowlegged and stooped under an armload of bulging packages; he wore a shabby brown coat and a checkered cap. Suddenly she realized they were exchanging a smile: there was nothing friendly about this smile, it was merely two cold flickers of recognition. But she was certain she had never seen him before.

He was standing next to an El pillar, and as she crossed the street he turned and followed. He kept quite close; from the corner of her eye she watched his reflection wavering on the shop windows.

Then in the middle of the block she stopped and faced him. He stopped also and noded his head, grinning. But what could she say? Do? Here, in broad daylight, on Eighty-sixth Street? It was useless and, despising her own helplessness, she quickened her steps.

Now Second Avenue is a dismal street, made from scraps and ends; part cobblestone, part asphalt, part cement; and its atmosphere of desertion is permanent. Mrs. Miller walked five blocks without meeting anyone, and all the while the steady crunch of his footfalls in the snow stayed near. And when she came to a florist’s shop, the sound was still with her. She hurried inside and watched through the glass door as the old man passed; he kept his eyes straight ahead and didn’t slow his pace, but he did one strange, telling thing: he tipped his cap.

Six white ones, did you say?” asked the florist. “Yes,” she told him, “white roses.” From there she went to a glassware store and selected a vase, presumably a replacement for the one Miriam had broken, though the price was intolerable and the vase itself (she thought) grotesquely vulgar. But a series of unaccountable purchases had begun, as if by prearranged plan: a plan of which she had not the least knowledge or control.

She bought a bag of glazed cherries, and at a place called the Knickerbocker Bakery she paid forty cents for six almond cakes.

Within the last hour the weather had turned cold again; like blurred lenses, winter clouds cut a shade over the sun, and the skeleton of an early dusk colored the sky; a damp mist mixed with the wind, and the voices of a few children who romped high on mountains of gutter snow seemed lonely and cheerless. Soon the first flake fell, and when Mrs. Miller reached the brownstone house, snow was falling in a swift screen, and foot tracks vanished as they were printed.

The white roses were arranged decoratively in the vase. The glazed cherries shone on a ceramic plate. The almond cakes, dusted with sugar, awaited a hand. The canary fluttered on its swing and picked at a bar of seed.

At precisely five the doorbell rang. Mrs. Miller knew who it was. The hem of her housecoat trailed as she crossed the floor. “Is that you?” she called.

“Naturally,” said Miriam, the word resounding shrilly from the hall. “Open this door.”

“Go away,” said Mrs. Miller.

“Please hurry … I have a heavy package.”

“Go away;’ said Mrs. Miller. She returned to the living room, lighted a cigarette, sat down, and calmly listened to the buzzer; on and on and on. “You might as well leave. I have no intention of letting you in.”

Shortly the bell stopped. For possibly ten minutes Mrs. Miller did not move. Then, hearing no sound, she concluded Miriam had gone. She tiptoed to the door end opened it a sliver; Miriam was half-reclining atop a cardboard box with a beautiful French doll cradled in her arms.

“Really, I thought you were never coming,’ she said peevishly. “Here, help me get this in, it’s awfully heavy.”

It was not spell-like compulsion that Mrs. Miller felt, but rather, curious passivity; she brought in the box, Miriam the doll. Miriam curled upon the sofa, not troubling to remove her coat or beret, and watched disinterestedly as Mrs. Miller dropped the box and stood trembling, trying to catch her breath.

“Thank you,” she said. In the daylight she looked pinched and drawn, her hair less luminous. The French doll she was loving wore an exquisite powdered wig, and its idiot glass eyes sought solace in Miriam’s. “I have a surprise,” she continued. “Look into my box.”

Kneeling, Mrs. Miller parted the flaps and lifted out another doll; then a blue dress which she recalled as the one Miriam had worn that first night at the theater; and of the remainder she said, “It’s all clothes. Why?”

“Because I’ve come to live with you,” said Miriam, twisting a cherry stem. “Wasn’t it nice of you to buy me the cherries . . .”

“But you can’t! For God’s sake go away—go away and leave me alone!”

“…. and the roses and the almond cakes? How really wonderfully generous. You know, these cherries are delicious. The last place I lived was with an old man; he was terribly poor and we never had good things to eat. But I think I’ll be happy here.” She paused to snuggle her doll closer. “Now, if you’ll just show me where to put my things…”

Mrs. Miller’s face dissolved into a mask of ugly red lines; she began to cry, and it was an unnatural, tearless sort of weeping, as though, not having wept for a long time, she had forgotten how. Carefully she edged backward till she touched the door.

She fumbled through the hall and down the stairs to a landing below. She pounded frantically on the door of the first apartment she came to; a short, redheaded man answered and she pushed past him. “Say, what the hell is this?” he said. “Anything wrong, lover?” asked a young woman who appeared from the kitchen, drying her hands. And it was to her that Mrs. Miller turned.

“Listen,” she cried, “I’m ashamed behaving this way but— well, I’m Mrs. H. T. Miller and I live upstairs and . . .” She pressed her hands over her face. “It sounds so absurd…”

The woman guided her to a chair, while the man excitedly rattled pocket change. “Yeah?”

“I live upstairs and there’s a little girl visiting me, and I suppose that I’m afraid of her. She won’t leave and I can’t make her and—she’s going to do something terrible. She’s already stolen my cameo, but she’s about to do something worse—something terrible!”

The man asked, “Is she a relative, huh?”

Mrs. Miller shook her head. “I don’t know who she is. Her name’s Miriam, but I don’t know for certain who she is.”

“You got to calm down, honey,” said the woman, stroking Mrs. Miller’s arm. “Harry here’ll tend to this kid. Go on, lover.” And Mrs. Miller said, “The door’s open—5A”

After the man left, the woman brought a towel and bathed Mrs. Miller’s face. “You’re very kind,” Mrs. Miller said. “I’m sorry to act like such a fool, only this wicked child …”

“Sure honey,” consoled the woman. “Now, you better take it easy.”

Mrs. Miller rested her head in the crook of her arm; she was quiet enough to be asleep. The woman turned a radio dial; a piano and a husky voice filled the silence and the woman, tapping her foot, kept excellent time. “Maybe we oughta go up too,” she said.

“I don’t want to see her again. I don’t want to be anywhere near her.”

“Uh huh, but what you shoulda done, you shoulda called a cop.”

Presently, they heard the man on the stairs. He strode into the room frowning and scratching the back of his neck. “Nobody there,” he said, honestly embarrassed. “She musta beat it.”

“Harry, you’re a jerk,” announced the woman. “We been sitting here the whole time and we woulda seen …” She stopped abruptly, for the man’s glance was sharp.

“I looked all over,” he said, “and there just ain’t nobody there. Nobody, understand?”

“Tell me,” said Mrs. Miller, rising, “tell me, did you see a large box? Or a doll?”

“No, ma’am, I didn’t.”

And the woman, as if delivering a verdict, said, “Well, for cryin-out-loud …”

Mrs. Miller entered her apartment softly; she walked to the center of the room and stood quite still. No, in a sense it had not changed: the roses, the cakes, and the cherries were in place. But this was an empty room, emptier than if the furnishings and familiars were not present, lifeless and petrified as a funeral parlor. The sofa loomed before her with a new strangeness: its vacancy had a meaning that would have been less penetrating and terrible had Miriam been curled on it. She gazed fixedly at the space where she remembered setting the box and, for a moment, the hassock spun desperately. And she looked through the window; surely the river was real, surely snow was falling—but then, one could not be certain witness to anything: Miriam, so vividly there—and yet, where was she? Where, where?

As though moving in a dream, she sank to a chair. The room was losing shape; it was dark and getting darker and there was nothing to be done about it; she could not lift her hand to light a lamp.

Suddenly, closing her eyes, she felt an upward surge, like a diver emerging from some deeper, greener depth. In times of terror or immense distress, there are moments when the mind waits, as though for a revelation, while a skein of calm is woven over thought; it is like a sleep, or a supernatural trance; and during this lull one is aware of a force of quiet reasoning: well, what if she had never really known a girl named Miriam? That she had been foolishly frightened on the street? In the end, like everything else, it was of no importance. For the only thing she had lost to Miriam was her identity, but now she knew she had found again the person who lived in this room, who cooked her own meals, who owned a canary, who was someone she could trust and believe in: Mrs. H. T. Miller.

Listening in contentment, she became aware of a double sound: a bureau drawer opening and closing; she seemed to hear it long after completion—opening and closing. Then gradually, the harshness of it was replaced by the murmur of a silk dress and this, delicately faint, was moving nearer and swelling in intensity till the walls trembled with the vibration and the room was caving under a wave of whispers. Mrs. Miller stiffened and opened her eyes to a dull, direct stare.

“Hello,” said Miriam.
_________________
Кому трудно читать в оригинале, перевод здесь.
Прочтите, правда. Вы не пожалеете.

@темы: ~the bestest~, ~falling from~, о прочитанном

---

Разговор с бывшей старостой, нынешней одногруппницей *смеется* Часть текста я выкинула, впрочем, как и некоторые f-words *confused*
Но вот кстати протипировать ее я никак не могу))


***
София Стальская (21:32) :
нам по переводу только первый кусок статьи переводить?

Eau_du_ciel (21:32) :
какой?

София Стальская (21:32) :
borrowings.
остальные не надо?

Eau_du_ciel (21:33) :
весь

Eau_du_ciel (21:33) :
текст

София Стальская (21:33) :
стоп...

Eau_du_ciel (21:33) :
про виды заимствований, как я поняла

София Стальская (21:33) :
creating тоже? и другие два куска?
блиииин

Eau_du_ciel (21:33) :
это же Кротова

София Стальская (21:34) :
я щас плакать буду)

Eau_du_ciel (21:34) :
если в Кинге одно письмо, то где-нить в другом месте будет дохрена
это истерика
у меня неадекватная реакция на стресс

София Стальская (21:34) :
добрая Ксюша *ворчит* утешила ты меня xD

Eau_du_ciel (21:35) :
как всегда =)

София Стальская (21:35) :
не надо благодарности, да? xDD

Eau_du_ciel (21:35) :
люблю кайф ломать))
не, не надо =)

София Стальская (21:35) :
открыла Америку *смеется*
океееей, без поклонов обойдемся, правильно, мы же люди простые)))

Eau_du_ciel (21:36) :
свои люди - сочтемся =)

София Стальская (21:36) :
Угрожающе прозвучало))) Надеюсь, не на том свете)

Eau_du_ciel (21:37) :
не-не-не.. до этого еще далеко)

София Стальская (21:37) :
21 не за горами *удивленно сверяется с календарем*

Eau_du_ciel (21:38) :
до конца света осталось посчитайте-сами-сколько дней =)


***

Eau_du_ciel (21:39) :
ты чего-нить по учебе делала?

София Стальская (21:39) :
нууу... я вам сканы сделала
и я два абзаца статьи перевела

Eau_du_ciel (21:40) :
блин, да ты трудоголик!

София Стальская (21:41) :
что? *испуганно озирается* чтоооо?))) гдееее?)))

Eau_du_ciel (21:41) :
я вообще ничего не делала
по сравнению со мной ты трудоголик

София Стальская (21:41) :
*хохочет* ты аккуратнее, захвалишь меня и я больше делать ничего не буду))

@темы: из личной переписки

---

последняя ванильная-ванильная, но дизайн у меня тут и так ванильный, почему бы не быть и ванильной песни *смеется*
__________________
Это София так статью переводит, аха *фэйспам*

@темы: ~ ее сердце - виолончель ©

---

Полгода в Лондоне с окладом 40 тысяч рублей в месяц на должности личной гувернантки *вздыхает* А все потому, что состоятельная женщина с двумя детьми не знает языка, но едет в Англию, чтобы дать детям образование.
Будь на моем месте кто-то другой, или будь у меня другие мозги, я бы согласилась, не раздумывая.
Но сказать "да", я не могу.
И вот тут, *смеется* и возникает вопрос о рисковости.

@темы: мои будни, размышления, ~the way I live~

---

Этот пост я написала как раз перед тем, как ушел Шерлок. Он попросил продолжить наш флэш "Кто-то падает", и мы отыграли еще по паре постов. А потом... эм, потом он ушел, а пост так и остался неопубликованным. Хотя он мне нравится.


***
Анна мало понимала происходящее. Сейчас она как будто снова стала ребенком - маленькой неразумной девочкой, за которую вновь принимал решения кто-то другой. В этот раз то был Шерлок. Она доверилась ему, закрыв глаза на все официальные версии, все существующие объяснения. Она хотела верить ему и в него, и она это сделала. Мало заботясь о том, что последует за ее собственным исчезновением.
Она действительно не имела возможности никого предупредить. И это было даже немного забавно. На какой-то миг ей показалось, что никто и не заметит. Не наберет ее номер, не будет стоять у двери в ее квартиру, давя кнопочку звонка, удивляясь тому, почему никто не открывает. Никто не догадается, что произошло на самом деле. Разве что дядя Майк.
Одеваясь в непонятные тряпки, Анна немного нервничала. Лицедейство не было ее стихией, ей, конечно, приходилось выступать перед публикой, но убеждать зрителей, что она это не она вовсе, казалось практически невозможным. Ну же, прекрати, - уговаривала себя Анна. - Ты же Холмс. Шерлок смог, и ты тоже сможешь.
Их нельзя было сравнивать. Ни с одним из ее дядей. Их мало что связывало, она не походила ни на одного из них. Ее не отличала наблюдательность или логика. Хотя она обладала и тем, и другим. Талантом перевоплощения, что имелся Шерлок, матушка-природа тоже ее не наделила. По крайней мере, если этот талант и имелся, Анна о нем ничего не знала.
Пожалуй, из фамильных черт ей достался только острый язык и бесконечная презрительная язвительность к людям, которые не смыслили ничего в том, в чем она сама разбиралась отлично. К списку можно было добавить безупречное воспитание и учтивость, порой доходящую до тонкого едва уловимого сарказма.
Но все это было где-то там, внутри, зрело, боясь прорваться наружу, сдерживаемое предрассудками. Ждало подходящего момента.

@темы: творчество, role-play, catch you later

---

Так, что касается планов на эти два... эм, уже полтора дня.
Перевести статью. черт бы их побрал, достали
Дописать сказку.
Сделать доклад по истории языка.
Написать пост. (и не один, увы)
Установить ФШ. *вздыхает*
Отослать группе сканы рассказа на вторник.
Подготовить материалы к работе.
Я уверена, что и половины не сделаю, потому что лень. Зато утром написала Аня и мы довольно мило поболтали о том, о сем. Мне пожаловались, я утешила, вроде бы долг успешно выполнен.
А еще я раскладывала карты, и они меня очень порадовали.
***
Если планы не изменятся, во вторник вечером иду смотреть Фауста в оригинале.
Ну а если совсем повезет, то со мной пойдет моя любимая Балька)) Кстати по поводу Балей *смеется*
Всякий раз, когда мы с Наташей оказываемся вместе, посторонним лучше не приближаться. Бесконечная цепочка взаимных подколов, признаний в любви, обвинений и сцен ревности вам гарантирована, если вам хоть раз выпала счастливая возможность наблюдать наше общение.
Наташа весьма скептичная, хмурая и даже мрачноватая девчонка, любящая футбол, депрессивную музыку и темные тона в одежде. Мы не слишком контрастируем с ней, и, честно признать, больше впечатляет то, что мы говорим, чем то, как выглядим.
Наша француженка Виктория Павловна до сих пор настороженно относится к нашим проявлениям привязанности друг к другу, а совсем недавно призналась, что поначалу ей казалось, что мы и впрямь каждый раз ругаемся.
Но мы ведь не ругаемся)) Мы трепетно и нежно любим друг друга *смеется*
Так вот, из вчерашнего французского. Тема "Деньги". Список слов заканчивается довольно милой поговоркой: кто любит, тот не считает.
Диалог после: я и Наташа опять что-то не поделили (честно, не помню, из-за чего сыр бор пошел), разговор плавно перетек в нечто более личное.
Я *примирительно* ну ничего, переедем жить к тебе...
Наташа *с вызовом* почему это ко мне? у меня то и места нет!
Я *тыча пальцем в учебник* ну ты что, кто любит, тот не считает!
Наташа *скептично* Квадратные метры?
_________
Она прелесть))

@темы: мои будни, размышления, впечатления, ~a friend of mine~, ~адекват, ты где?~, ~песенка про тыковок~, ~ живое, обо мне

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ну и пока я пытаюсь найти себе место среди многочисленных роликов, вот одно из тех, что давно хотела сохранить себе)))

P.S. Как обычно, соберешься лечь в десять, и ни в одном глазу))

@темы: video

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

И черт возьми, на курсах нас было сегодня пятеро. Пятеро из десяти. Я обожаю этих людей. Всю неделю висело объявление о том, что занятия предусмотрены графиком учебного процесса. Так что вы думаете, половина уехало по домам (все таки многие приезжают из пригорода), а мы остались *смеется* грызть гранит науки. Грызли мы его мучительно и не очень продуктивно.
Перевод одной статьи пришлось делать прямо-таки с листа, потому что до одиннадцати мучилась с Пинкером и его метафоричностью изъяснения. Впрочем, мне помогли, и если бы не помощь, я бы сидела еще часа два))
На французский не хватило, да. Вторая пара вообще прошла под грифом "Анна в глухой несознанке, ничего не слышит, не видит, не понимает". Где-то на десятой минуте поняла, что мы обсуждаем совсем другой материал, и когда в гробовой тишине перевернула лист с заданием, благополучно расхохотались все четверо, включая преподавателя.
Но я и правда выдохлась к финалу. *разводит руками*
Зато мне снова помогли, и, может быть, у меня и получится получить автомат по политологии *мечтательно*
А я везучий человек, правда?)) Осталось только немного подправить и кое-где дописать.
Пожалуйста, пусть этот страшный человек не будет орать и унижать меня =_=

P.S. И *вздыхает* сегодня я была неправа. Слишком часто, наверное, за последнее время. И мне правда жаль.

@темы: ~a friend of mine~, all the truth, ~адекват, ты где?~, ~the way I live~, ~the way I love~, ~ великое ничто ©, ~ дикое сердце ©, ~ живое, грустное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Настроение с утра стабильно отрицательное. Ухитрилась послать двух людей, которые передо мной ничем не провинились, стыдно. *мрачно созерцает потолок*
Из глухой несознанки сам того не зная вытащил Майк. На немецком мне уже не хотелось слать всех подряд по одному адресу, за что большое человеку спасибо *вздыхает*
- А Шерлок бывал в Диогене? - Конечно, он же любопытный. Но его быстро выгнали. - Он нарушал тишину? - Да, молчать он не умел с того момента, как его принесли из роддома. - Ты помнишь Шерлока маленьким? - Пока не страдаю проблемами памяти. - *укоризненный взгляд* ну я не об этом.. а каким он был? - маленьким и кудрявым - как Ленин? (с)

***
На остальное слов не хватает. Пока ехала, я все проговаривала про себе то, что я могла бы сказать, чем поделиться, а теперь все слова застряли где-то внутри. Пусть там и будут.
И сейчас мне нужно перевести пять деловых писем, выучить сотню клише, перевести статью и сделать французский. *глубокий вдох* Я смогу.
А пока что я ненавижу трезвонящий без дела телефон. Ненавижу это ощущение пустоты, ненавижу чужое равнодушие.
Ненавижу выходные.
Поминки тоже.

@темы: ~the way I live~, ~breaking again~, ~the way I feel~, ~ живое

---

Драйзер. Хранитель. Сталь в бархате.

«Драйзер», или «Хранитель». Считается самым редким и самым неуязвимым кто его знает *задумчиво* ТИМом социона.
Агрессор, этико-сенсорный интроверт с исключительно тонким эстетическим вкусом, манипулятивными способностями и собственной критической оценкой всего происходящего.
правда? *недоверчиво* манипулятор? яяя?)))

«Сталь в бархате». красиво сказано, со вкусом За счёт этики отношений и волевой сенсорики в блоке ЭГО Драйзер умело рассчитывает силу воздействия на человека и умеет использовать людей в своих целях. как многого нового я о себе узнаю)

Представители этого типа довольно рано начинают понимать свое природное преимущество (и никому не позволяют его оспаривать) — умение видеть в человеке предрасположенность к дурным поступкам, умение видеть этический потенциал окружающих людей.

Драйзер — великолепный физиономист, исключительно наблюдателен, способный по едва уловимым, только ему одному заметным признакам составить очень точное представление о характере человека и о мотивах его поведения.

Описание по функциям

1. Базовая — белая этика.
Согласно типологии соционики Драйзер принадлежит к третьей квадре. Базовая функция Драйзера — этика отношений. Люди этого типа отлично видят, кто и как к кому относится, и они имеют внутри себя очень четкие установки морали, воспитанные тем обществом, в котором они выросли. Они очень точно видят несоответствие их этической системе и жестоко осуждают это.

2. Творческая — черная сенсорика.
Благодаря творческой силовой сенсорике, Драйзер всегда добивается того, чего он хочет. Эти люди имеют настоящую силу воли. Для них важен престиж и статус, они ощущают свою территорию и могут отстоять свое мнение.

3. Ролевая — белая логика.
В новой ситуации Драйзер стремится создать ощущение последовательного, вдумчивого и аккуратного человека, который хорошо разбирается в формальностях и нормах. За это отвечает ролевая функция Драйзера — структурная логика.

4. Болевая — черная интуиция.
Драйзер не любит неожиданностей и сюрпризов, ему неприятны ненадежные люди и непредсказуемые поступки. Так происходит потому, что болевая функция Драйзера — интуиция возможностей. Люди этого типа всегда стремятся иметь запасной вариант, план "Б" на случай, если они неожиданно окажутся в экстремальной ситуации. Они всегда стараются проанализировать возможные варианты, опираясь на ролевую, прекрасно осознают свои слабые места.

5. Суггестивная — черная логика.
Драйзеру приятно находиться в компании деловых людей и самому нравится участвовать в активных действиях, которые начинают другие. Драйзеру нравится, когда люди вокруг не бездельничают, умеют эффективно распоряжаться ресурсом и знают, что и как нужно делать. Так работает суггестивная функция Драйзера — деловая логика.

6. Активационная — белая интуиция.
Драйзеру приятно, когда все вокруг него происходит вовремя. Ему нравится слушать о новых актуальных тенденциях и веяниях, ему интересны прогнозы и, наоборот, исторические факты. За это отвечает активационная интуиция времени.

7. Ограничительная — черная этика.
Ограничительная функция — этика эмоций. В конфликтной ситуации Драйзер может быть очень эмоциональным. Если что-то происходит не так, как ему нравится, Драйзер может повысить голос или даже закатить настоящий скандал. Однако зачастую это люди сдержанные, пытающиеся контролировать свои эмоции и не показывать их тем, кому их видеть не следует. Благодаря программной, они прекрасно могут подстроить свое эмоциональное состояние, как бы вычеркнув ненужное и приписав новое, тем самым производя на человека нужное им впечатление.

8. Фоновая — белая сенсорика.
Фоновая функция Драйзера — сенсорика ощущений. Люди этого типа заботятся о том, чтобы вокруг всегда был минимальный комфорт, видят, если рядом кто-то переутомился или заболел и могут принять необходимые меры, не акцентируя слишком много на этом внимания.

@темы: all the truth, ~the bestest~, святая инквизиция

---

Из одного паблика ВК *задумчиво перечитывает в очередной раз*

Андерсон - Бальзак вот тут мне смешинка в рот попала xD
Донован - Наполеон
Миссис Хадсон - Дюма
Ирен Адлер - Драйзер !!! Поверить не могу!!
Молли Хупер - Достоевский а вот в это верю *смеется*
Грегори Лестрейд - Габен Тьен, это все подсознательное)))
Майкрофт Холмс - Штирлиц *поморщилась* неа, не нравится...
Джон Ватсон - тоже Габен оО альтернативная версия - вообще Дост оО
Шерлок Холмс - Дон Кихот *мрачно* между прочим конфликтер Ирэн.. где логика?..
Джим Мориарти - Гамлет
Себастьян Моран - Максим Горький. Альтернативная версия Жуков да, если вы и хотели получить идеальную машину для убийств, то эти два ТИМа как раз подходят.

Почему Робов нет? *возмущается*

@темы: впечатления, ~the bestest~, ~the way I feel~, Драйзер о соционе, святая инквизиция

---

Я очень хочу спать *страдает* Обещаю лечь сегодня в десять *задумчиво* ну в крайнем случае в половине одиннадцатого. *еще задумчивее* ОДИННАДЦАТЬ - КРАЙНИЙ СРОК!
Меня сегодня ничто не остановит *произносит как мантру* Да, да, да. Никто, ничто, никакая любимая и ненаглядная няшка не сможет остановить меня на пути к объятиям Морфея. *сонно трет глаза* Но вчера был такой приятный вечер *смеется*
Босс, нигде не давит? (с)
Ты чудо) - ... - просто организм в шоке и хочет еще)) (с)
... надеюсь я единственная и любимая племянница)) - Ты не хочешь, чтобы у Шерлока были дети? (с)
- Мур-мур-мур *_* - Ну вообще-то на это обычно говорят кис-кис-кис, но все равно не-не-не)(с)
И да *задумчиво* мне показалось, или дядя Майк намекнул, что может помочь со сказкой? Аа, мой мир все чудесатее и чудесатее)
Надо не забыть захватить бук на лекцию и закончить реферирование честно, я вчера позабавилась, пока читала план))

***
Что касается пар, то политология прошла напряженно. Этому человеку просто нравится ставить минусы. Просто ставить минусы, потому что ему нравится задавать вопросы не по теме, а студенты не в состоянии ему на них ответить *вздыхает* Мне кажется, что я политическую систему Китая уже наизусть выучила, пока он мучил остальных. Но меня не спросил *облегченно* Зато в обсуждении правомерности и необходимости введения квот на избирание по гендеру, сказала всего одно слово, на что последовала незамедлительная реакции "Вот! гениально! ну, доводите мысль до конца!" *скромно потупилась* Да, это все я)))
И да, Настя опять выдала несколько гениальных реплик *смеется* Во-первых, рассказывала про своего ученика - маленького мальчика, с которым она уже полгода занимается. В общем, встретили они с ребенком слово Paris. Настя ему намекает, что это столица какой-то страны. Мальчик ноль эмоций. Настя спрашивает у него, ну, мол, на какое русское слово похоже, ну... Мальчик: Поросенок?...
Настя комментирует нам с Ксюшей: аха, Поросенок, столица Свинландии.
***
Встретили в тексте слова "betting on". А мы с Леной очень хорошо помним Social Chats - мини-диалоги на разные ситуации из учебной программы фонетики первого курса, и потому мы с ней сразу вспомнили один из диалогов где была фраза довольно забавная по мелодике "Bet you can't guess who this is." (забавная, потому что там сначала middle level идет, а потом такой заигрывающей fall rise, но в принципе, меня никто не поймет, поэтому я для себя это пишу)))) Ну значит, встретилось нам это слово, мы с Леной тут же воспроизвели вспомнившуюся фразу, Настя (которая кстати к нам перевелась только на втором курсе) комментирует, меланхолично отрывая взгляд от альбома:
Когда вы говорите хором, я знаю, что это фонетика, первый курс.
Зоя Андреевна - respect forever!

***
И да, завершая разговор о политологе *хохочет*
- Молли, я боююююсь!
- Чего?
- Этого политолога.
- Дабожемой. Просто перестань.

@темы: мои будни, ~адекват, ты где?~, ~песенка про тыковок~, ~the way I live~, ~the way I feel~, ~ живое